Ящик Пандоры

<!--[if gte mso 9]><xml> Normal0falsefalsefalseMicrosoftInternetExplorer4 </xml><![endif]-->

Выдающийся немецкий ученый-историк, юрист, филолог Теодор Моммзен в труде «История Рима», считающимся лучшим классическим исследованием по римской истории, за который в 1902 года он был удостоен Нобелевской премии по литературе и получил титул «Почетный гражданин Рима», отметил, что судьба щедро осыпала римлян всеми благами могущества и богатства, но ящик Пандоры на деле оказался подарком сомнительного достоинства, и одним из таких злых подарков  было содержание гризеток и мальчиков-фаворитов, которое распространялось подобно моровой язве.

Моммзен писал о Риме в период II-III века до нашей эры. Однако все в мире повторяется, общество развивается по спирали, направленной вверх, но иногда виток спирали уходит вниз. «Моровая язва» все-таки распространилась по свету и так поразила людей, полностью перевернув представления о добродетели и пороке, что со второй половины XX века и в начале XXI века более 30 стран мира приняли законы об однополых «браках». Похоже, что люди, принявшие эти странные законы, сошли с ума. Но хочется разобраться, почему человеческие порочные желания и страсти возобладали над разумом.

Вопреки некоторым публикациям, где утверждается, что в Древней Греции и Древнем Риме одобрялись гомосексуальные отношения, многие века, начиная с Античности, сношения между мужчинами считались сексуальной распущенностью, развратом, пороком, а тех, кто не был подвержен этому пороку, считали мужественными, добродетельными и доблестными людьми. Об этом говорят письменные свидетельства.

Величайший древнеримский писатель-историк, судебный оратор, политический деятель Публий Корнелий Тацит (І-ІІ в. н. э.) в  трактате «О происхождении германцев и местоположении Германии» отмечает: «Браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта. Пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращенным не называется у них – идти в ногу с веком. Добрые нравы там имеют большую силу, чем хорошие законы где-либо в другом месте».

Древнеримский государственный и политический деятель, диктатор, полководец, оратор, писатель Гай Юлий Цезарь (І в. до н. э.) в «Записках о войне» также характеризует германцев, как мужественных воинов, добродетельных и доблестных мужчин, – «Вся жизнь их проходит в охоте и в военных занятиях: они с детства приучаются к труду и к суровой жизни. Чем дольше молодые люди сохраняют целомудрие, тем больше им славы у своих: по их мнению, это увеличивает рост и укрепляет мускульную силу».

Греческий оратор, философ, мыслитель, писатель-сатирик Лукиан из Самосаты (ІІ в. н. э.) в сочинении«Александр, или лжепророк»описывает пороки Александра и развенчивает его двуличие.

«Мальчиком Александр был очень красив. Он без зазрения совести предавался разврату и за деньги принадлежал всем желающим. Когда у Александра стала уже расти борода, он очутился в бедности, так как цветущий возраст, благодаря которому он мог кормиться, прошел. Он приказал всем воздерживаться от сожительства с мальчиками, как от греха, а сам в своем благородстве придумал следующее. Он предписал городам Пафлагонии и Понта посылать каждые три года прислужников в храм, чтобы они пели у него гимны в честь бога. Надлежало посылать самых знатных, во цвете молодости и красоты, выбранных после тщательного осмотра. Запираясь с ними, он пользовался мальчиками как купленными за деньги рабами, спал с ними и делал с ними всякие гнусности. Он издал закон, чтобы никто старше восемнадцати лет не прикасался к его устам и не целовал его, когда приветствует: но, протягивая всем прочим для поцелуя свою руку, он сам целовал только молодых людей, которые назывались: «Мальчики-поцелуйчики».

В сочинении «Две любви» Лукианприводит речи двух оппонентов о любви к мальчикам.

Речь Харикла из Коринфа против любви к мальчикам: «Священная мать всего сущего – природа, сочетав первичные стихии мироздания – землю, воздух, огонь и воду, - из их взаимного смешения породила все живое и одушевленное. Зная, что мы сотворены из смертной материи и что краток срок жизни, предназначенный каждому, она устроила так, что гибель одного служит рождению другого. Умершее она соразмерно возмещает рождающимся, чтобы мы вечно жили, сменяя друг друга. Но ничто не может родиться от одного существа; поэтому она сделала природу каждого вида двойственной: мужскому полу она дала в удел выделение семени, а женский – сделала как бы вместилищем рождаемого. Вложив в оба пола взаимное влечение, она сочетала их друг с другом, предписав нерушимый закон, чтобы и тот и другой пол оставался верен своему естеству и чтобы ни женщины не вели себя, вопреки природе, как мужчины, ни мужчины непристойно не изнеживались. Благодаря этому лишь общение мужчин с женщинами до сих пор сохраняет в непрерывных сменах поколений человеческую жизнь бессмертной; ведь ни один мужчина не может похвалиться, что рожден мужчиной. Двум самым почтенным именам достается вся честь, и одинаково чтят люди отца и мать. Вначале, когда люди еще жили и думали, как и в век героев, и старались приблизиться к богам своей добродетелью, они повиновались законам, установленным природой: достигнув должного возраста, мужчины сочетались браком с женщинами и становились отцами благородных детей. Но вскоре люди спустились с этой высоты в пучину удовольствий и проложили странные и невиданные пути к наслаждению. Сластолюбие, которое дерзает на все, преступило законы самой природы. Кто же первый взглянул на мужчину как на женщину, прибегнув к одному из двух: или к тираническому насилию, или к бесчестному обольщению? На одном ложе сошлись существа одной природы; видя себя самого в другом, они не стали стыдиться ни того, что делают, ни того, что испытывают. Они, как говорится, бросают семя на бесплодный камень, получая малое наслаждение ценою большого бесчестья. Их дерзость дошла до такого тиранического насилия, что даже железом оскверняют они природу: истребив в мужчине его пол, они находят более обширные пределы для своих наслаждений. А те, жалкие и несчастные, чтобы дольше быть мальчиками, перестают быть мужчинами: двусмысленная загадка двойственной природы, они не остались тем, кем родились, и не приобрели качеств того пола, в который перешли. И то, что делается, дабы продлить им цветение юности, заставляет их чахнуть и преждевременно стариться. Они считаются детьми – и одновременно успели стать стариками, даже недолгое время не побыв мужчинами. Так нечистое сластолюбие – наставник во всяческой мерзости, - приобретая одно бесстыдное наслаждение за другим, доходит до такого порока, который и назвать прилично нельзя, лишь бы ни один вид беспутства не остался неиспытанным. Да если все люди один за другим решат, что лишь к этому нужно стремиться, - не останется больше ни одного человека. Нельзя в себялюбивой жажде наслаждений заботиться только о том, чтобы себе забрать нечто приятное и самому получить от другого все наслаждение; лучше разделить то, что ты сам получил, и дать взамен равную долю. Однако никто еще не обезумел настолько, чтобы сказать, будто и с мальчиками дело обстоит также. Наоборот, совратитель удаляется, получив изысканное, по его мнению, наслаждение, а на долю обесчещенного остаются поначалу только боль и слезы. Потом, когда с течением времени боль немного уменьшается, остается, как говорят, только докука, удовольствия же не испытывает он ни капли…».

Речь женоненавистника и любителя мальчиков Калликратида из Афин: «Только в любви к мальчикам наслаждение сочетается с добродетелью. Эрот, вложив в сердца людей прекрасное единодушие, дал им высокое свойство дружбы, чтобы с ранних лет, когда душа еще чужда зла и податлива, вместе с ней вырастали, мужали и становились совершенными добрые чувства к другим. Брак изобретен как средство, необходимое для продолжения рода, но только любовь к мужчине достойно повелевает душой философа. Пусть никто не ищет в древности любви к мальчикам, ведь необходимо было сходиться с женщинами, чтобы наш род не погиб совершенно, лишенный оплодотворения. Но только в наш век, ничего не оставляющий неисследованным, появились на свет разнообразные знания и те стремления, которые возбуждает в нас благородная жажда прекрасного. Тогда вместе с божественной философией расцвела и любовь к мальчикам. Дух героев, близкий к богам, установил закон, чтобы любовь к друзьям жила до самой их смерти и улетучивалась лишь с последним вздохом. Влюбленный хотел бы, чтобы его возлюбленный  не испытывал  ни горя, ни завистливой злобы судьбы, но если его постигнет болезнь, - я буду болеть вместе с ним. Всякий, кто ненавидит его, будет мне врагом, и другом будет тот, кто к нему расположен. Любить юношей следует так, как любил Алкивиада Сократ, спавший с ним под одним плащом сном отца. Помните это юноши и целомудренно подходите к мальчикам, добрым нравом».

Философы-стоики утверждали, что любовь – это «стремление к дружбе, вдохновляемое красотой», и, как видно из речи Калликратида, он именно дружбой называет любовь к мальчикам, а, выступая в защиту подобной любви, предупреждает молодежь, что она должна быть целомудренной, добродетельной.

Древнеримский политик и философ, блестящий оратор Марк Туллий Цицерон (ІІ-І в. до н. э.) только дружеские отношения между мужчинами называл благом для государства. Как писал Цицерон в диалоге «О дружбе», подлинная и совершенная дружба есть не что иное, как единодушие во всех делах, укрепляемое приязнью и любовью, и она может существовать только между доблестными, достойными, настоящими мужами, которые своими деяниями и жизнью заслужили уважение как люди верные, честные, справедливые, великодушные, в ком нет ни  алчности, ни вожделений, ни наглости. Связывает людей прежде всего дружелюбие, то есть любовь к друзьям, дружба не терпит ничего искусственного, ничего притворного, и все, что в ней есть, всегда подлинно и идет от души. Дружба  возникает из самой человеческой природы, из душевной склонности и особого чувства любви. Великая дружеская приязнь вспыхивает, подобно пламени, лишь там, где все это сливается с первым порывом любви, которую душа ощущает при виде гражданской доблести, благородства тех, с кем мы встречаемся. Надо ли удивляться, что люди, которые по обычаю скотов во всем ценят одно наслаждение, думают по-другому. Отдав все помысли вещам низменным и презренным, они и представить себе не могут ничего возвышенного, ничего великого и божественного. Поэтому лучше, рассуждая о дружбе, вовсе не обращать на них внимания, а между собой давайте согласимся, что сама природа порождает в нас чувство любви и сердечной приязни ко всякому, в ком обнаружим мы честность и благородство. Те, кто стремится к добродетели, сходятся друг с другом и сближаются все больше, надеясь насладиться обществом понравившегося человека, сравняться с ним любовью, уподобиться ему нравами; ибо помышляют скорее о том, как бы заслужить благодарность друга, чем об ответной его услуге, - только в этом и должны они между собой состязаться, по справедливости и чести. «Пусть же будет нерушим закон дружбы: ничего постыдного не просить у друзей и не делать по их просьбе».

            Древнегреческий философ, ученик Сократа учитель Аристотеля Платон (V-ІV в. до н. э.) возвеличивал любовь, но он не допускал физических отношений между мужчинами. Во всех своих произведениях Платон учит людей добродетели, взаимной духовной любви, которую впоследствии назвали «платонической». В «Пире» Платон приводит речь Сократа «О любви»: «Все люди беременны как телесно, так и духовно, и, когда они достигают известного возраста,  природа  наша  требует  разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном. Соитие  мужчины и женщины есть такое разрешение. И это дело божественное, ибо зачатие и рождение  суть проявления бессмертного начала в существе смертном. Ни то ни другое не может произойти  в  неподходящем, а неподходящее для  всего  божественного  - это безобразие, тогда  как прекрасное - это подходящее. Любовь - это стремление родить и произвести на свет в прекрасном. Почему именно родить? Да потому, что рождение  - это та доля бессмертия и  вечности,  которая отпущена смертному существу. Ведь любовь – это  стремление к вечному обладанию благом и стремление к бессмертию. Каждое живое существо по природе своей заботится о своем  потомстве.  Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь. Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, обращаются  больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе  память на вечные времена.  Посвятив себя духовной любви, достойный муж, принимается за воспитание определенного человека. Проводя время с таким человеком, он соприкасается с прекрасным  и  родит на свет  то, чем давно беремен. Всегда помня о своем  друге, где бы тот ни был - далеко или близко, он сообща с ним растит свое детище, благодаря чему они гораздо ближе друг  другу, чем  мать  и отец,  и  дружба  между ними прочнее,  потому что связывающие  их  дети  прекраснее  и  бессмертнее. Кто  хочет  избрать  верный  путь  ко  всему  этому,  должен  начать  с устремления  к прекрасным  телам в молодости. Если ему укажут верную дорогу, он полюбит сначала одно какое-то  тело  и  родит в нем прекрасные мысли, а потом поймет, что красота одного тела родственна красоте любого другого и что если стремиться к идее прекрасного, то нелепо думать,  будто красота у всех тел не одна и та же. Поняв это, он станет любить все прекрасные тела, а к тому одному охладеет,  ибо сочтет  такую чрезмерную  любовь  ничтожной и мелкой. После этого он начнет ценить красоту души выше, чем красоту тела, и, если ему попадется человек хорошей души, но не такой уж цветущий, он будет вполне доволен, полюбит его и станет заботиться о нем, стараясь родить такие суждения, которые делают юношей  лучше, благодаря чему невольно постигнет красоту нравов и обычаев и, увидев, что  все это прекрасное родственно между собою,  будет  считать красоту  тела чем-то ничтожным.  От нравов  он должен перейти  к наукам, чтобы увидеть красоту наук  и, стремясь к красоте  уже во всем ее многообразии, не быть больше ничтожным и жалким рабом чьей-либо привлекательности, плененным красотой одного какого-то мальчишки,  человека или  характера,  а повернуть к открытому  морю красоты  и,  созерцая его в неуклонном стремлении к мудрости, обильно рождать великолепные речи и мысли, пока наконец, набравшись тут сил и усовершенствовавшись,  он не узрит того единственного   знания,   которое   касается   прекрасного. А тот, кто родил и вскормил истинную добродетель, тому достается в удел любовь богов, и если кто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он».

В «Федре» Платон продолжает свои рассуждения о духовной любви между мужчинами. «Какую, по вашему, пользу или какой вред принесет общение с влюбленным и его попечение достоянию любимца? Здесь ясно всякому, а особенно самому влюбленному, что всего более он желал бы, чтобы его любимец был лишен самого дорогого, верного и божественного достояния: он предпочел бы, чтобы тот лишился отца, матери, родственников и друзей, потому что он считает их всех докучливыми хулителями этой столь сладостной для него близости. Кто обладает состоянием - золотом или другим имуществом, - того он будет считать неподатливым, и, если тот даже поддастся, он будет думать, что такого нелегко будет удержать. Поэтому влюбленный неизбежно досадует, если его любимец обладает состоянием, и радуется, если тот его теряет. Желая как можно дольше пользоваться тем, что ему сладостно, влюбленный хотел бы, чтобы его любимец как можно дольше оставался безбрачным, бездетным, бездомным. Вслед за тем надо посмотреть, каково будет состояние тела и уход за ним у того, чьим повелителем станет человек, непременно стремящийся к удовольствию, а не к благу, и мы увидим, что он ищет не юношу крепкого сложения, а неженку, выросшего не на ясном солнце, а в густой тени, не знакомого с мужскими трудами и сухим потом, но знакомого с изысканным, немужественным образом жизни, прибегающего к искусственным прикрасам и уборам за недостатком собственной красоты и занимающегося всем остальным, что с этим сопряжено. Это ясно, и не стоит дольше об этом распространяться. Отметив здесь это главное, перейдем к остальному: ведь на воине и в других важных случаях подобное тело внушает неприятелю отвагу, а друзьям и самим влюбленным - опасения. Если победят лучшие духовные задатки человека, его склонность к порядку в жизни и к философии, то влюбленный и его любимец блаженно проводят здешнюю жизнь в единомыслии, владея собой и не нарушая скромности, поработив то, из-за чего возникает испорченность души, и дав свободу тому, что ведет к добродетели».

Древнегреческий писатель, историк, афинский полководец и политический деятель, ученик Сократа Ксенофонт(V-ІV в. до н. э.) в трактате «О Сократе» утверждал, что Сократ внушал своим ученикам самообладание и держал себя еще более сдержанно на деле, чем на словах. Он говорил, что невоздержанный человек вреден для других и для себя, поскольку он разрушает свою душу и свое тело. В сочинении «Разговор с Аристиппом об умеренности» Ксенофонт так рассуждал о добродетели и пороке: «Добродетель упрекала Порочность в том, что она вызывает любовные наслаждения прежде потребности, пользуясь всеми средствами и обращаясь с мужчинами, как с женщинами, что она так воспитывает своих друзей, что ночью предает их позору, а днем заставляет спать в самое полезное время. И говорила ей, что, будучи бессмертной, она прогнана из сонма богов и находится в презрении у честных людей». В произведении «Пир» Ксенофонт обращается к людям с вопросом: «А того, кто привязан только к телу, за что станет любить мальчик? За то, что он себе берет, что ему хочется, а мальчику оставляет стыд и срам?», а потом писатель указывает: «Если присмотреться, то найдешь, что от тех, кого любят за его нравственные достоинства, не исходит никакого зла, а от бесстыдной связи бывает много преступлений. Для человека, любящего тело больше души, эта связь и унизительна и предосудительна». Отгораживая себя от подобных мужчин, Ксенофонт говорит: «Я, наравне с другими гражданами, всегда влюблен в людей, одаренных от природы хорошими задатками, и считающих для себя честью стремление к добродетели».

Известный римский историк и философ Івека до н. э. Тит Ливийв «Истории Рима от основания города» называет отношения между мужчинами разнузданностью, распущенностью, гнусностью, пороком. Тит называет женоподобных мужчин, которых приглашали на торжественные пиры для забавы, отвратительными. Он рассказывает о культе  «Вакха», где «мужчины и женщины вели себя разнузданно, позволяли себе всякие гнусности, злодеяния, и больше распущенности допускали мужчины между собой, чем женщины. Если кто выказывал отвращение к пороку или неохотно совершал преступления, того убивали, как жертвенное животное. Ничего не считать грехом составляло у них основное верование. Посвященных было весьма много, в числе их знатные мужчины и женщины. Было установлено никого не принимать старше двадцати лет, поскольку служители культа изыскивали такой возраст, который доступен был бы заблуждению и порче».

Античный римский ученый-энциклопедист, историк, общественный деятель, писатель Гай Светоний Транквилл (І-ІІ в. н. э.) в книге «Жизнь 12 цезарей» называл половое влечение к лицу того же пола распущенностью, развратом, постыдной связью, пороком, похотью и так писал об этом: Тиберий(Тиберий Юлий Цезарь Август, римский император, І в. до н. э. - І в. н. э.) «пылал гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить, он завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с которыми он забавлялся в постели, к похоти такого рода он был склонен и от природы, и от старости»; Гай Калигула (Гай Юлий Цезарь Август Германик, римский император, І в. н. э.) «стыдливости не щадил ни в себе, ни в других, с Марком Лепидом, с пантомимом Мнестером, с какими-то заложниками он, говорят, находился в постыдной связи»; Нерон (Клавдий Цезарь Август Германик, римский император, І в. н. э.), «проявлявший постепенно, незаметно свои пороки, похоть, распущенность, жил со свободными мальчиками; мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной; он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой; по этому поводу была удачная шутка: «счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена»; в свадьбе с вольноотпущенником Дорифором Нерон исполнял «роль» жены»; собственное тело Нерон столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член остался неоскверненным».

Светоний считал, что достойный человек не должен иметь подобных пороков и говорил о том, что Август (Гай Юлий Цезарь Август, первый римский император, І в. до н. э. - І в. н. э.) из всех обвинений легче всего опроверг упрек в постыдном пороке, от которого жизнь его была чиста и тогда, и потом.

Публий Корнелий Тацит в своих трудах «Анналы» и «История» также негативно характеризовал известные исторические персонажи: «Сам Нерон предавался разгулу, не различая дозволенного и недозволенного; казалось, что не остается такой гнусности, в которой он мог бы выказать себя еще развращеннее; но он вступил в замужество, обставив его торжественными свадебными обрядами с одним из толпы этих грязных распутников (звали его Пифагором); на императоре было огненно-красное брачное покрывало, присутствовали присланные женихом распорядители; тут можно было увидеть приданое, брачное ложе, свадебные факелы, наконец, все, что прикрывает ночная тьма и в любовных утехах с женщиной; Вителлий (Авл Виттелий, римский император, І в. н. э.) «отпущенника юношу Азиатика опозорил взаимным развратом, тому это скоро надоело, и он бежал»; Веспасиан(Тит Флавий Веспасиан, римский император, І в. н. э.) «сказал в отношении известного развратника  Лициния Муциана, который относился к нему без достаточного почтения: «Я-то ведь все-таки мужчина!»; Тита (Тит Флавий Веспасиан, римский император, І в. н. э.) «за его распущенность и сладострастие из-за множества его мальчиков и евнухов  называли вторым Нероном».

Римский политический деятель, философ и писатель Луций Сенека [І в. до н. э. - І в. н. э.), характеризуяКалигулу, подчеркивал, что природа создала Гая Цезаря словно затем, чтобы показать, «на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью...».

Древнегреческий историк, общественный деятель, философ, биограф, писатель Плутарх (І-ІІ в. н. э.),который, как отмечают, был добр, питал отвращение к жестокости, к зверству, к коварству и несправедливости, любил людей, имел обостренное чувство долга и собственного достоинства, был скептиком и трезвым реалистом, понимавшим, что совершенства ждать от природы, в том числе человеческой природы, нечего и что приходится принимать окружающий мир с этой поправкой, физическое, а не духовное общение, между мальчиками и мужчинами называл сластолюбием, распутством, разнузданностью, недостойным поведением, позором и противопоставлял ему нравственное поведение настоящих мужчин. В своей книге «Сравнительные жизнеописания» Плутарх, сравнивая Нерона с Гальбой  отмечал, что в отличие от Нерона, который обращался с оскопленным мальчиком Спором как с законною женой – исполнил все брачные обряды, всюду открыто с ним показывался, возил за собою во время путешествия по Греции со всеми причитавшимися императрице почестями, Гальба (Гальба Сервий Сульпиций, римский император, І в. до н.э., - І в. н. э.), который гордился родством с Катуллом, опережавшим всех своих современников славою и нравственным достоинством, после смерти Нерона вел себя по-иному. Отмечая лицемерие римского диктатора Суллы (ІІ-І в. до н. э.), Плутарх указывал, что «вводя для сограждан законы о браке и умеренности, сам Сулла предавался сластолюбию и распутству. Проводил время в обществе актрис, актеров и кифаристок. С самого утра пьянствовал с ними, валяясь на ложах, и власть над ним имели комический актер Росций, первый мим Сорик и изображавший на сцене женщин Метробий, которого Сулла, не скрываясь, любил до конца своих дней».  

Описывая деятельность законодателя и политика древней Спарты Ликурга Спартанского (жил предположительно в ІХ-VІІІ в. до н. э.), связанную с воспитанием молодежи и заключением браков, Плутарх пишет следующее. «Начиная воспитание, в котором Ликург видел самое важное и самое прекрасное дело законодателя, издалека, он сперва обратился к вопросам брака и рождения детей. Он укрепил и закалил девушек упражнениями в беге, борьбе, метании диска и копья, чтобы и зародыш в здоровом теле с самого начала развивался здоровым, и сами женщины, рожая, просто и легко справлялись с муками. Заставив девушек забыть об изнеженности, баловстве и всяких женских прихотях, он приучил их не хуже, чем юношей, нагими принимать участие в торжественных шествиях, плясать и петь при исполнении некоторых священных обрядов на глазах у молодых людей. При этом нагота девушек не заключала в себе ничего дурного, ибо они сохраняли стыдливость и не знали распущенности, напротив, она приучала к простоте, к заботам о здоровье и крепости тела, и женщины усваивали благородный образ мыслей, зная, что и они способны приобщиться к доблести и почету».

Плутарх указывает, что «Ликург предоставил девушкам полную, поистине неженскую свободу, что вызывало насмешки поэтов, называвших спартанок «оголяющими бедра», что, по мнению поэтов, свидетельствовало об одержимости их похотью (на это Плутарх уточнял, что полы девичьего хитона не были сшиты снизу, а поэтому при ходьбе распахивались и обнажали все бедро, о чем  совершенно ясно сказал Софокл в следующих стихах: «Она без столы, лишь хитоном легким едва прикрыто юное бедро у Гермионы»). Всей направленности воспитания девушек отвечало и время выдачи их замуж. Ликург обручал девушек созревшими и жаждущими брака, дабы соитие, которого требовала уже сама природа, было началом приязни и любви, а не страха и ненависти (как случается в тех случаях, когда принуждая к супружеству, над природою чинят насилие), а тело достаточно окрепло для вынашивания плода и родовых мук, ибо единственной целью брака у спартанского законодателя было рождение детей. Все это – шествия девушек, обнажение тела, состязания в присутствии молодых людей, которых приводила любовная необходимость, само по себе было и средством побуждения к браку. Спартанское воспитание было очень строгое и полное трудов, оно приучивало спартанских юношей к повиновению, делало необычайно послушными закону и порядку». Что касается мальчиков, то, как указывает Плутарх, «в двенадцать лет у лучших спартанских юношей появлялись возлюбленные. И добрую славу, и бесчестье мальчиков разделяли с ними их возлюбленные. И, хотя у спартанцев допускалась такая свобода в любви, что даже достойные и благородные женщины любили молодых девушек, соперничество было им незнакомо. Мало того: общие чувства к одному лицу становились началом и источником взаимной дружбы влюбленных, которые объединяли свои усилия в стремлении привести любимого к совершенству».

Плутарх все время подчеркивает, что в лаконских любовных связях не было ничего грязного, наоборот, они сочетались с большой стыдливостью, честолюбием и стремлением к добродетели.

Как отмечает Плутарх в произведении«Древние обычаи спартанцев», у спартанцев допускалось влюбляться в честных душой мальчиков, но вступать с ними в связь считалось позором, ибо такая страсть была бы телесной, а не духовной. Человек, обвиненный в позорной связи с мальчиком, на всю жизнь лишался гражданских прав.

Древнеримский писатель, философ Апулей(I в. н. э.) в «Метаморфозах» высмеивает порочных мужчин, называя их нравы гнусными нравами осла, который «бросается на людей, не взирая на то женщина это, девушка или нежный отрок, валит на землю и пытается удовлетворить свою непозволительную и невиданную похоть, желая дать выход скотстким страстям, делает попытки противоестественного соития».

В начале ХХ века вышло в свет прекрасное историческое сочинение образованнейшего человека своей эпохи, юриста по образованию, писателя по призванию, родившегося в России и умершего за ее пределами Амфитеатрова А.М.,«Зверь из бездны», где автор, обладающий энциклопедическими познаниями, приводит свои размышления о мужском пороке. «Завоевывающая себе литературное оправдание грешная плоть требует себе также оправдания и места в жизни. Только лицемер, упорно закрывающий глаза на действительный смысл вещей, способен, прочитав труды Крафт-Эбинга, Маньяна, Тарновского, Мержеевского, Ломброзо, Фореля, Гавелок Эллиса и других исследователей тайн половой психопатологии, уверять, будто наше мнимо-христианское время хоть сколько-нибудь исцелено от извращенных, страшных «языческих» пороков, «глубин сатанинских», какими пугают наше воображение страницы Светония, Петрония, Лукиана. Простой статистический подсчет укажет нам, что на любой цинический рассказ древнего писателя действительность современной клинической летописи отвечает десятками, даже сотнями живых иллюстраций из текущей медицинской и уголовной практики. Разница в том лишь, что языческая этика считала извращенный порок если не недозволенным, то, по крайней мере, терпимым, как бытовой грех домашнего обихода, с которым домашняя дисциплина и ведалась, а государство в непосредственную борьбу с ним не вступало. Поэтому он торжествовал открыто или под легкой вуалью. Когда Нерон опозорился скандальным барком со Спором, римляне отделались от этого приключения остротою, что жаль, - мол, что отец Нерона женат был не на особе такого же рода. Сейчас же половые безобразия, сами по себе, независимо от физического вреда, который они приносят, с каждым днем теряют в глазах «культурных людей» свой характер непозволительного преступления. Закон смотрит уже на них сквозь пальцы, смягчает и кары, и право, и условия преследования. Талантливый поэт, артист, музыкант, государственный человек, высокопоставленный общественный деятель, обвиняемый молвою, хотя бы даже доказательною, в противоестественных слабостях и наклонностях, не возбуждают всеобщего отвращения. И аплодируют им, и руки жмут охотно, и на должности их назначают, и ордена им дают. Средневековые костры за подобное нечестие давно погасли. Брокенский козел победил синайского законодателя. Жестокая обличительница этических условных лжей, статистика, дает для современного европейского общества на каждых 200 нормальных человек одного, удовлетворяющего свои половые страсти извращенным способом, причем вычисление это сделано для средней Европы с оговоркой о значительно большем проценте подобных субъектов в Венгрии и у южных славян. Вряд ли надо слишком сильно умножить этот процент современного порока тайного для явных пороков языческой культуры. Разница эффекта безнравственности зависит здесь, главным образом, не от распространенности, но от меры публичности ее. Скандалы германского двора, в разоблачениях Максимилиана Гардена, ничуть не выше, по нравственному своему значению, романа Нерона с Пифагором. Но сумасшедший прусский граф Эйленбург дурачился в стенах своего замка, а сумасшедший римский император имел решимость и возможность выносить свой срам на улицу. Только и всего. Скажут, в наше время все же никому и в голову не придет идея о кощунственных браках, пародиями на которые так любил забавляться Нерон. Увы! Нельзя ручаться за будущее. Эволюция обычная. Порок перестает быть основным этическим преступлением против общества и превращается в проступок против личности, представляемый частному преследованию. Проступок вырождается в непохвальный, но терпимый грех. Грех – в странность. Дозволенная странность требует себе прав».

Согласно приведенным источникам, с древности вплоть до ХХ века подавляющее большинство людей, в том числе самых образованных, гуманных и просвещенных представителей человечества, считало физические отношения между мужчинами постыдной унизительной связью, похотью, сластолюбием, развратом, разнузданностью, распущенностью, гнусностью, позором, стыдом, пороком.

Однако сейчас аналогичное поведение мужчин одобряется и пропагандируется государствами, считающими себя цивилизованными.

Люди, называющие себя гомосексуалами, борются за свои особенные права, отличные от общечеловеческих, и многие страны мира в погоне за «модой», ложной популярностью принимают законы, якобы уравнивающие гомосексуалистов с другими гражданами в вопросах заключения брака и усыновления детей, притворяясь или на самом деле не понимая, что к демократии и гражданским правам указанной категории лиц это не имеет никакого отношения.

Люди, вне зависимости от пола, рождаются равными и свободными. Права человека неотделимы от его существа. Однако, человек, пожелавший назвать себя гомосексуалом, насмехаясь над природой и обществом, требует от государства наделить его, кроме прав своего пола, правами пола противоположного, и государства идут ему навстречу.

Гомосексуалистами не рождаются, а становятся ввиду множества объективных и субъективных причин. Гомосексуализм - такой же порок, как пристрастие к спиртному, наркотикам, табакокурение. Пороки быстро обретают власть над человеком, если он дает им волю. Степень распространенности сексуального извращения постоянно меняется, что также связано с множеством причин, и зависит от уровня социально-экономического развития общества, идеологии, политики в сфере семьи и воспитания подрастающего поколения.

Об этом свидетельствует многовековый жизненный опыт существования человечества.

Однако алкоголизм, наркомания, табакокурение по-прежнему считаются злом, а гомосексуализм в последнее время активно пропагандируется.

Гомосексуалисты требуют, чтобы их уважали не за достойные поступки, а за половую ориентацию; средства массовой информации прославляют, как героев, тех, кто торжественно провозгласил себя гомосексуалом, хотя не только герой, но и просто воспитанный человек не будет рассказывать о половых пристрастиях, которые никого не интересуют, ведь отношение к человеку всегда связывается с его характером и общеполезной деятельностью, а не сексуальной ориентацией; книги, картины и кино красиво изображают однополую «любовь»; создаются и активно действуют ЛГБТ сообщества, представляющие интересы якобы существующих сексуальных меньшинств; государства разрешают проведение гей-парадов, - так пропагандируется определенный образ жизни.

Пропаганда – мощный инструмент убеждения или переубеждения человека.

 Пропагандой гомосексуальных отношений достигаются политические и экономические цели.

Эксплуатация человеческих пороков, - это громадные суммы доходов.

Обладающие политической и экономической властью люди, используя человеческие пороки, получают экономические и политические дивиденды.

Зачастую люди, развращенные деньгами, властью, сами являются гомосексуалистами.

Есть представители руководящей элиты, поддерживающие официальные теории перенаселения земли, например, теорию известного английского экономиста конца ХVIII начала ХIХ века Томаса-Роберта Мальтуса (1766-1834 гг), где говорится о необходимости сокращения численности населения.

Конечно, в распространении идей гомосексуализма заинтересованы и рядовые гомосексуалисты, поскольку это приводит к увеличению числа подобных им. Ведь каждому здравомыслящему человеку понятно, что гомосексуалист не может существовать в одиночестве, ему нужен хотя бы еще один гомосексуалист, а если такого человека нет, его нужно «создать», убедить, воспитать по своему образу и подобию, развратить.

Внушение в виде агитации и пропаганды имеет громадную силу.

Для изменения общественного сознания используется политизированная ложь.

Чем грандиознее ложь, тем легче в нее поверить.

Явной ложью является то, что коммунисты жестоко преследовали гомосексуалистов в уголовном порядке.

Напротив, после Великой Октябрьской Социалистической Революции 1917 года в России большевики отменили уголовну