Было ли к кому лететь В.Шекспиру?

O Lord, Lord! It is a hard matter for friends to meet…

О Боже, Боже! Как трудно друзьям встретиться…

В.Шекспир



Автор этой заметки не является профессиональным шекспироведом, а потому не знает, сколько времени исследователи и читатели потратили на то, чтобы расслышать созвучие мотивов и настроений в сонете 66 В.Шекспира и в монологе «Быть или не быть» в его трагедии «Гамлет». Поэтому автор не берется даже предположить, сколько еще времени этим людям понадобится на то, чтобы некие мотивы этой же трагедии расслышать в шекспировском сонете 44. Зато из произведений Шекспира автор знает, почему англичане уже века не способны этого расслышать, а по переводам произведений Шекспира на русский язык знает, что мешает это расслышать русским читателям.

На языке Шекспира его сонет 44 звучит так:

If the dull substance of my flesh were thought,

Injurious distance should not stop my way;

For then despite of space I would be brought,

From limits far remote where thou dost stay.

No matter then although my foot did stand

Upon the farthest earth removed from thee;

For nimble thought can jump both sea and land

As soon as think the place where he would be.

But ah! thought kills me that I am not thought,

To leap large lengths of miles when thou art gone,

But that so much of earth and water wrought

I must attend time's leisure with my moan,

Receiving nought by elements so slow

But heavy tears, badges of either's woe.

Автор этой заметки не является и поэтом. Он не способен профессионально передать звучание шекспировских строк на русском языке. Поэтому предлагаемый перевод оформлен им в виде якобы поэтического произведения только для того, чтобы дать еще один повод еще раз вспомнить замечательные строки Е.Евтушенко:

Когда порою, без толку стараясь,

Все дело бесталанностью губя,

Идет на бой за правду бесталанность,

Талантливость, мне стыдно за тебя.

Когда-нибудь талантливый, умный и честный переводчик сонетов Шекспира обязательно появится в России. Пока же приходится ограничиться одной честностью.

Стань мыслью мое тело неуклюжее,

Я в даль пустился бы, какую бы невесть,

Все мира зло я перенес бы дюжее

Подальше от пределов, где ты есть.

Пусть нахожусь и сам я далеко,

Не надо мне к тебе идти иль плыть,

Мысль полетит и быстро и легко,

Коль cтало ясно, где он может быть.

Но мыслью, что не мысль я, я убит.

Метаться принужден, когда тебя уж нет,

Я по земле, сам из земли же сбит,

Слезами полня свой досуг и свет.

Медлительное мы и слабое творение.

И признак бед обеих -- нетерпение.

Начинать разбор этого сонета с первой же его строки психологически, наверное, очень опрометчиво. Ведь всем, везде и всегда так хочется думать и верить, что В.Шекспир имел стройную фигуру и красивое, одухотворенное лицо. Поэтому, если автор начнет с предположения, что в первой строке сонета Шекспир пишет о своем внешнем сходстве с Гамлетом, или, наоборот, Гамлета с ним, то, скорее всего, найти человека, который продолжил бы чтение этой заметки, ему будет не легче, чем Шекспиру того, о ком он в этом сонете писал.

А ведь любой, просто нормальный человек не будет сомневаться в том, что родственники и друзья В.Шекспира не допустили бы поместить над его могилой изображение, в котором Шекспира совершенно невозможно было бы узнать. Эти люди не будут сомневаться и в том, что издатели Первого фолио, для которых уже В.Шекспир был гением, не поместили бы в этом издании карикатуру на него. При этом оба упомянутые изображения совсем не во многом отличаются друг от друга.

И именно для таких людей автор продолжает, переходя к моменту, более чем очевидному.

Слух каждого нормального человека не может не царапать, а глаза не может не резать несоответствие местоимений, употребленных Шекспиром в шестой и восьмой строках этого сонета. И если у такого человека хватит терпения, он обязательно поймет, что таким образом Шекспир твердо указал на пол человека, встречи с которым он так жаждет.

Поэтому неверны переводы этого сонета, выполненные не только Н.Гербелем, выдумавшем какую-то «царицу», или С.Епифановой, игриво написавшей об «ожидании сладостных утех», но и всеми другими переводчиками, допускающими двусмысленности в этом отношении.

У самого Шекспира здесь двусмысленность заключается в другом — в реальности существования человека, местоположения которого он, вообще-то, не знает. К тому же, как это следует из десятой строки, не знает он и того, существует ли этот человек вообще.

Оба эти обстоятельства Шекспир выразил в «Гамлете» следующими словами.

…благословен,

Чьи кровь и разум так отрадно слиты,

Что он не дудка в пальцах у Фортуны,

На нем играющей. Будь человек

Не раб страстей, — и я его замкну

В средине сердца, в самом сердце сердца.

Он человек был, человек во всем;

Ему подобных мне уже не встретить.

(переводы М.Лозинского)

Короче, иначе эта заметка никогда не закончится, в сонете 44 В.Шекспир написал о своей мечте найти, встретить настоящего человека, друга, единомышленника.

Автор берется предположить, такой человек был. И был он не только современником В.Шекспира, но и даже жил, даже по меркам того времени, совсем не на краю света. И главное, он, как и В.Шекспир, сказал то, что после него уже никто и никогда не говорил, и, похоже, никогда уже не скажет: «Высшая мудрость — знать самого себя». Сказал эти слова Г.Галилей. И можно предположить, что он не отказался бы встретиться с человеком, этой мудростью овладевшим, то есть с В.Шекспиром.

Соответственно, и В.Шекспир, в сонете 11 указавший, в чем «живет мудрость», а в сонете 123 (для тех, кто не только знает, но и понимает английский язык) указавший на свое знание самого себя, которое останется с ним («ever») на века, не мог бы не радоваться встрече с человеком, понимавшим все значение этих знаний.

Безусловно, все написанное в этой заметке не бесспорно. Сомнению может быть подвергнута уже трактовка ее автором первой же строчки сонета 44. Ведь написал же Шекспир в первой же строке сонета 85 о своей «косноязычной Музе», что совсем не соответствует действительности. А того, что последнюю строку сонета 44 автор перевел неточно, автор и сам не отрицает.

Бесспорно здесь только одно. Если бы В.Шекспир встретился с подобным ему человеком, то говорили бы они только об одном — как найти третьего.